Боевой режим

Часть четвёртая У родных берегов

— Есть Ходовой Пост, командир корабля. — Послышался спокойный голос капитана первого ранга Шевченко.

— Товарищ командир, руководитель полетов подполковник Голубев: группа 725-го произвела посадку в на своём аэродроме в двенадцать часов тридцать семь минут. Наш спасатель зашвартован на шестой площадке. Прошу дать команду об окончании полётов.

— Есть!

С обходного мостика послышался хлопок выстрела, и взметнулась ввысь красная ракета.

По корабельной трансляции прозвучала команда: «Полёты закрыты. Материальную часть — в исходное».

Вахтенный офицер (судя по голосу, это был В. Протасевич) подал команду таким обыденно невозмутимым голосом, словно окончание лётной смены, когда все самолёты и почти все вертолёты после боевой службы перебазируются с кораблей на аэродромы — явление самое заурядное.

На КДП сразу же стало шумно. Уже нет необходимости сдерживать свои эмоции.

Мы идем домой!

Тишину в каюте разорвал резкий звонок телефона.

На корабле сейчас послеобеденный отдых, или, как говорят на корабле «адмиральский час» — время, когда все, кто не на вахте, предоставлены сами себе и обычно используют, чтобы уйти в царство Морфея, или, если сказать по-простому — хорошенько выспаться. Считается, чуть ли не оскорблением, если побеспокоить кого-либо в это время.

Распорядок дня в ВМФ отличается от распорядка дня в сухопутных войсках тем, что «отбой» во флоте происходит на час позже, но зато после обеда предусмотрен часовой «послеобеденный отдых». Ещё есть одно отличие — рабочий день начинается в 7.30.

Первых полгода своей службы на корабле я ворчал по этому поводу, на что Валера Терещенко, мой однокашник, который в свое время тоже служил на «Адмирале Кузнецове» уже давно, так как его полк расформировали раньше моего, в шутливой форме отвечал: «Юра, ты не понимаешь своего счастья: у тебя на рабочем месте (он имел в виду мою каюту) есть кровать, на которой тебе положено по распорядку дня спать даже днём!»

Кто же так настойчиво беспокоит?

— Слушаю! — Я нехотя снял трубку и представился.

— Станиславович, это Горшков. — В голосе Андрея, вечно невозмутимого и спокойного, слышалось возбуждение и какое-то недоумение. — Представляешь, я крутился на ФКП (флагманском командном пункте), и вдруг вспомнил, как мы говорили с тобой, что неплохо было бы поздравить Валеру Терещенко с нашим юбилеем. Я вызвал его на связь, поздравил от своего и твоего имени. Кстати, прими и его поздравления.

— Спасибо, — нетактично прервал я.

— Это ещё не всё. Только окончили переговоры, как с Ходового раздался голос Коня: «Горшков, зайдите ко мне в каюту!» Ну, думаю, влипли. «Засветились» по полной схеме. Теперь врядли удастся вечером спокойно посидеть и отметить наш юбилей — будут контролировать. Поднимаюсь к нему в каюту, а Владимир Григорьевич тепло так поздравил и, узнав, что на борту из однокашников ещё Николай Соколовский и ты, просил вам передать свои поздравления, наилучшие пожелания, а потом выделил бутылку Московского коньяка и своих запасов…. Чудеса!

— Вот это — номер! — Я задумчиво почесал затылок. — Знаешь, Андрей, удивил ты меня. Обычно вице-адмирал Доброскоченко за пьянку очень сильно «порет», а тут такое…. Кстати, а Соколовский разве не ушел на берег?

— Нет. Его оставили старшим в авиагруппе. Видел его минут двадцать назад. Злой ходит, как собака. Техников гоняет…, но это ещё не всё.

— Что он сотворил? — Нахмурился я.

— Да не в Соколовском дело! Представляешь, подхожу к своей каюте, а меня кок с салона флагмана поджидает, мол, хочу для вашей компании торт испечь, так не уточните ли время к какому его вам принести. Я сказал, чтобы нёс к 22.00. Нормально?